Вряд ли эту группу нужно представлять петербургской аудитории – ее очень хорошо знают в северной столице, а благодаря более или менее регулярным выездам за рубеж, ОЛЕ ЛУКОЙЕ получили известность и на Западе. О коллективе следовало написать давно, но тем не менее пресса не особо баловала его вниманием. Наши «проницательные» рок-муз-критики, как всегда, упустили из виду одну из самых интересных и самобытных российских команд. С Борисом Бардашом – лидером и основателем коллектива – беседует Олег Репин.
Когда вы начали заниматься музыкальной деятельностью?
В школе.
И что вы играли?
Что могли, то и играли...
А потом?
Ну, как обычно. Вначале люди берут какие-то инструменты, которые были в школе, и начинают играть. Им это нравится...
До ОЛЕ ЛУКОЙЕ какие-то еще группы были?
СЕЗОН ДОЖДЕЙ такая группа была... Собственно, все, кто были в школьной группе, когда стали уже учиться в институтах, сделали группу, которая играла что-то типа арт-рока с элементами хард-рока... Ну, как бы такую непростую, что ли, музыку...
После возникновения ОЛЕ ЛУКОЙЕ в 89-ом альбом у вас вышел только в 93-ом. Программу, реализованную на нем, вы так и играли четыре года, или еще что-то было?
Конечно. Просто мы попали в некую дыру. Не было никаких возможностей ни записываться, ни толком выступать.
А как первоначально звучала ваша музыка?
Она была, во-первых, чисто инструментальная. Состав часто менялся. Понятное дело, сложно, когда нет никакого реального выхода для музыки, делаешь программу с людьми, полгода проходит, и люди начинают разбегаться.
И насколько по звучанию музыка отличалась от того, что вы делаете сейчас, или в целом уже было видно, что будет потом?
Что-то где-то было видно, хотя очень много было отголосков предыдущей команды. Музыка была более медитативная, плавная, что ли... Потом мы начали все более и более усиливать ритм-секцию, все больше и больше использовать перкуссию, множество различных барабанов и драм-машины, которые стали доступны. Потому что до этого попросту не было ни денег, ни чего-то современно звучащего. Синтезаторы были старые...
Где вы выступали в начале?
Как только мы разошлись с СЕЗОНОМ ДОЖДЕЙ и образовали ОЛЕ ЛУКОЙЕ, мы сразу выступили на каком-то фестивале Рок-клуба на Рубинштейна, 13, потом выступили на фестивале Аврора, его проводил писатель Житинский в ЦПКО, он проходил на открытой площадке, много было групп со всей страны. Ну, а потом мы очень редко и мало где играли, потому что, собственно, вся ситуация изменилась с так называемой рок-музыкой... после всех этих больших залов, стадионов, на которых мы с СЕЗОНОМ ДОЖДЕЙ много где играли, ездили по городам, тут, наоборот, все так заглохло, что мы в итоге играли только в TaMtAm'e – очень редко – и, фактически, больше нигде.
Что вас больше привлекает – студийная работа или концертная
деятельность?
Мне трудно сказать, потому что нет возможности работать в студии, сколько хочешь. Обычно, это все упирается в деньги. Хотя это две совершенно разные вещи. Концерт – это есть концерт. Это энергетика какая-то, которая происходит в реальном времени – здесь и сейчас, в этом месте, отталкиваясь от данной аудитории и ее реакции на все. А в студии есть возможность, наоборот, поковыряться в каких-то глубинах, ввести дополнительные инструменты, которые на концерте просто невозможно подзвучить так, чтобы они реально звучали, пригласить каких-то людей, которые могут прийти в студию, а возить с собой на концерт двадцать человек просто невозможно.
А каким образом возникло название группы?
Андрей, наш бас-гитарист, предложил.
То есть, просто предложил?
То есть, просто... – не все так просто. Я считаю, трудно придумать название для группы, тем более отыграв в какой-то другой, где название удовлетворяло и соответствовало музыке. Потом я понял, что мне все равно как назваться, потому что любое слово, за которым еще не стоит музыка, выглядит достаточно по-дурацки. Я считаю, что в нашем случае удачно получилось, тем более, что, в принципе, все вещи, которые связаны со снами, с какими-то трансцендентными понятиями, как сон и смерть, – это вещи того же порядка. Это то, что интересует каждого и, в конце концов, относится к каждому человеку, который начинает осознавать, кто такой он, и что с ним в этой жизни происходит или произойдет....
Как все будет развиваться дальше?
Да непонятно... По поводу записи. Мы стали записывать новые вещи, год назад или чуть меньше, и записали несколько, пока были деньги, а потом пришли к выводу, что мы не будем этого публиковать, будем еще записывать, потому что не добились, чего хотели. Хочется каждый раз делать какой-то шаг ТУДА... Не знаю, куда, словами трудно описать, но мы хотим делать, скажем так, современно звучащую музыку.
А ваш новый альбом непонятно когда выйдет?
Непонятно. Мы были в Чехии, нам предложили там записать альбом. Ведем переговоры. Пока что ни о чем толком не договорились, потому что они, если хотят его записать сейчас, то издать только весной, а нам хочется поскорее.
А с выходом предыдущих альбомов у вас какие-то трудности были?
У нас выход каждого альбома сопряжен с большими трудностями. Большая тяжелая история отдельно про каждый альбом.
Лично вы в музыке можете полностью самовыразиться, или вам этого не хватает? Что для вас музыка в данном случае?
Я буду за себя говорить. Ну, в данном случае, такая история, что... Вы наверно знакомы с книгами Кастанеды... В общем, не важно, чем ты будешь заниматься, важно, чтобы ты этим занимался по-настоящему... Я часто думал – хватит всего этого, но все равно... Понятно, что мы не звезды, и на жизнь не хватает, и ничего... Нам просто нравится это делать, и мы это делаем... Если мне вдруг покажется интересным снимать кино, я буду снимать кино... Но пока это не надоело... Но, естественно, только часть всего этого можно выразить... Тем более, я часто бываю неудовлетворен тем, что касается меня лично, я имею в виду в музыке... Но это часть моей жизни, я так живу...
Олег РЕПИН
Журнал «БульDozer», #1, 2000